Мне повезло только в одном: на тренировках Рон учил меня противостоять в том числе и конным воинам, поэтому, зная, что слабое место всадников – это их кони, я старался атаковать в основном лошадей, не отвлекаясь на их всадников.

Лошадиное ржание разнеслось далеко в тишине ночи, когда я принялся, уворачиваясь от сабель кочевников, тыкать копьем в брюхо животным.

Кочевники быстро поняли мою тактику и разом бросились врассыпную, уходя от уколов копья. В центре круга, где я стоял, осталось лежать пять лошадей и два человеческих трупа. Пешие кочевники теперь полукругом подходили ко мне.

«Нужно прикрыть спину», – понял я, бросаясь в сторону, чтобы стать спиной к стене оврага. Кинувшегося мне наперерез кочевника я сбил с ног, ударив его в живот тупым концом копья, и, пока не подоспели его собраться, прислонился спиной к теплой стене оврага. Сердце было готово выпрыгнуть у меня из груди, а клейкие слюни трудно было сглатывать. Пока у меня было несколько секунд перед атакой, я постарался восстановить дыхание.

На помощь спешенным воинам кинулись их соотечественники, и, когда передо мной оказалось четверо бородачей с легкими саблями в руках, я крепче сжал копье. Все остальное я вспоминаю с трудом, я даже особо не думал над тем, куда бить и как уклоняться. Тело действовало практически само, я только выполнял движения, которые мне казались верными. Скоро мне, как кипятком, обожгло бок, и я почувствовал, как потекло что-то теплое. Удары сыпались один за другим, и вскоре я начал выдыхаться. Не помогало даже то, что я старался держать противников подальше от себя и не переходил к рукопашной схватке. Еще одно неверное движение – и кончик сабли рассек мне плечо, правая рука сразу обвисла плетью.

Вместе с вытекавшей из меня кровью я терял и силы. Удар саблей плашмя по голове положил конец бою.

Глава 3

Плен

– Гайсак, как там этот сын шакала? Не умер? Смотри, головой за него отвечаешь! – Резкий голос и рывок за волосы вывел меня из забытья.

– Да, мудрейший, слушаюсь, – раздался рядом еще один голос, и голова моя ударилась о горячий конский бок.

– Дарек, куда ты смотришь?! – внезапно рявкнул первый говоривший, и я услышал удаляющиеся шаги.

Сначала я не понял, где я, голова гудела так, что мысли никак не могли собраться в одну кучу. Бок и плечо горели, при малейшем движении коня острые иглы боли впивались в меня.

Я осторожно открыл глаза и убедился в своем предположении: я висел, перекинутый через круп коня, мои руки и ноги были связаны кожаными ремнями.

Поняв, где я, сразу вспомнил обстоятельства, при которых угодил в такое положение.

«В плен попал, – констатировал я; следом пришла другая мысль: – Интересно, удалось ли гномам вырваться, или захватили и их тоже?»

– Повелитель, чужак очнулся, – прозвучал ответ того, который откликался на имя Гайсак.

«Как, интересно, он догадался, ведь я всего лишь открыл глаза?» – слегка удивился я.

– Скинь его с лошади, мне хочется взглянуть на него, – послышался голос издалека.

Меня бесцеремонно спихнули, и я мешком повалился на землю – ноги и руки, перетянутые ремнями, затекли от долгого бездействия. Я открыл глаза и повернулся набок. Рядом со мной стоял низкорослый кочевник в меховой шапке с наложенным поверху металлическим остроконечным шлемом и в стеганом плотном кафтане с нашитыми толстыми бляхами из нескольких слоев кожи. Плоское лицо с небольшими усиками, узкие глаза внимательно наблюдали за мной, а в руке степняк держал изогнутую саблю.

«Стоит показывать, что я знаю их язык, или же нет? – гадал я. – По здравому разумению лучше, чтобы они не подозревали об этом, тогда я, возможно, больше узнаю о том, куда и зачем меня везут».

– Ремни сними, – я обратился к нему на шаморском языке, – руки затекли.

От звуков моего голоса он сначала дернулся, но потом сплюнул и ответил на своем языке:

– И чего лопочет, шайтан его разбери, нет бы на нормальном языке говорил.

Мне почему-то сразу вспомнилась Марта и ее отношение к другим языкам.

– Тупой, что ли? – Я глазами указал на ремни и вытянул руки вперед.

– Ага, разбежался, ремни тебе снимать, – оскалился кочевник, – нашел дурака.

Он осторожно оглянулся, стараясь держать меня в поле зрения, и посмотрел на приближающегося к нам второго кочевника. По его горделивой походке, лучшей одежде и богато украшенному кнуту я понял, что это и есть тот самый господин.

Подошедший сначала разглядывал меня, а затем на ужасном шаморском спросил:

– Ты есть кто?

– Я есть слуга барона Максимильяна.

До полной ясности я решил оставаться скромной персоной: одежда на мне простая, украшений и документов нет, разве что копье слегка необычное.

Кочевник хмыкнул и ударил меня кнутом. Я видел замах, поэтому подставил руку, поскольку эта паскудина метила мне в лицо. Руку обожгло болью.

– Когда с тобой разговаривает господин Шарек, ты должен кланяться и говорить «да, хозяин», – торопливо произнес первый кочевник, и вовсе не из-за заботы обо мне. Раз этот Шарек сказал, что он отвечает за меня головой, значит, так и было.

– Я есть слуга, да, хозяин, – вежливо ответил я, стискивая зубы.

– Умный воин – мертвый воин, – загоготал Шарек и уже на своем сказал Гайсаку, отвернувшись от меня: – Будь внимателен, он умнее, чем кажется.

Я чертыхнулся, сукин сын провел меня своей корявой речью, а вечная привычка умничать в этот раз меня подвела.

Отвернувшись, он ушел, а Гайсак распустил ремни и позволил мне размять ноги и руки. Я огляделся вокруг, мы были где-то далеко в степи и одни. Дав снова стянуть меня ремнями, я устроился, чтобы не тревожить бок и плечо, и заснул. Разбудил меня удар в бок и сразу же за этим резкая боль в потревоженной ране, которая немедленно открылась.

Следом за первым ударом нанесли второй, а затем еще и еще. Я попытался откатиться, но удары настигали меня, а сверху я услышал гогот и свист. Удары прекратились, поэтому, покрутившись по земле, я взглянул на того, кто на меня напал. Наш бивак преобразился, теперь здесь повсюду виднелись люди и лошади, а в данный момент надо мной возвышались с десяток кочевников, которые, поигрывая кнутами, примеривались хлестнуть меня покрепче.

– Я так смотрю, ты хочешь стать почетным гостем на играх, Аслан? – раздался знакомый голос Шарека.

При этих словах смех сразу прекратился, а кочевники убрали кнуты за спины.

– Твой брат мертв, ты не можешь здесь распоряжаться, – плюнул словами тот кочевник, который, видимо, и был Асланом. – Я не хочу тащить его на игры, я хочу отомстить за смерть друга.

– Может, ты хочешь поспорить со мной об этом? – Ледяной голос Шарека и звякнувшие ножны могли остудить любой пыл.

– Вожди нас рассудят, – проворчал Аслан, пряча кнут за пояс.

– Поэтому я и хочу, чтобы он был гостем на играх, – с тем же холодом в голосе сказал Шарек, – или ты сам можешь устроить это лучше?

Аслан ничего не ответил, кочевники нехотя разошлись, а Шарек, даже не удостоив меня взглядом, проследовал на свое место.

«Что еще за почетный гость и игры такие?» – задумался я, осторожно поворачиваясь, чтобы дать к ране доступ воздуха. Кровь вроде бы перестала течь.

Утром Гайсак перевязал меня и снова водрузил на лошадь. День предстоял длинный. На всем протяжении пути кочевники меня больше не трогали, хотя злобных взглядов хватало. Всю дорогу к своему пристанищу они обсуждали только предстоящие игры. Чем больше я узнавал о них, тем больше мне становилось не по себе.

Оказалось, что эти игры проводят раз в три года и на них собираются все кочевые племена степи. В программу игр входят различные состязания, а также сражения рабов и публичные пытки. Воины горячо обсуждали, кто будет победителем в скачках, бое на саблях, в кидании аркана, стрельбе из лука и других дисциплинах, а также делали азартные ставки на то, раб чьего племени выиграет в этот раз.

О моей судьбе я узнал от того же Аслана, когда тот, покосившись на меня, поведал остальным, что в этом году его брат будет главным на пытках и что я в качестве почетного гостя устрою всем отличное представление. Почему-то у меня не возникло надежды, что я буду наблюдать за пытками со зрительского места.